Биография Лия Ахеджакова
Майкопский театр существовал настолькоко, сколько я себя не забываю. Отец трудился в том месте главным режиссером и какое-то время пел в оперетте. У него хороший слух. А мать была артисткой, весьма хорошей артисткой. В театре в один момент трудились две труппы: адыгейская и русский.
И всем этим отец управлял. Это было сразу после войны: около разруха и полная нищета. Пьесы шли каждый сутки, без выходных, — и долгие пьесы. Перифериальный театр — это и по сей день иногда весьма ужасная история.
Много таких театров, где все как по окончании войны. Артисты рёвут от нельзясти жить по-человечески, репетировать хорошие роли с хорошим режиссером и приобретать хоть какую-то заработную плат. Ничего этого нет.
Живут как какие-то беженцы. Но в Майкопе был хорошей театр. не забываю, директора кликали Борис Павлович. Они с папой весьма много трудились, все время что-то такое придумывали, что театр знали и в него шли. Иногда, приходя к себе, он кроме того маму именовал Борис Палыч.
Они прилагали какие-то дикие напряжения. Отец придумал таковой движение: он позвал для работы в театре молодых красивых ребят, каковые не были артистами по образованию, но моги превосходно двигаться по арене и хорошо петь. Людям, пережившим войну, нужен был театр, где бы они имели возможность забыться и хоть чуть-чуть порадоваться, похохотать и заметить сказку.
Это не коммерческое мастерство было, а утешающее. Люди отдыхали и еще заряжались какой-то энергией. И это, разумеется, не от ума было придумано, а по интуиции. Без зрителя театру угрожала смерть, а артистам голод.
А в то время, когда приходил зритель, не было возможности его растравлять, необходимо было обласкать.
Каждый вечер какая-то часть труппы ехала в деревню, либо в какой-нибудь район, либо в второй город, а какая-то на месте игралась. Нужно было получать деньги, дабы кормить семьи. Обыкновенно они ездили на грузовике.
Мать, как человек больной туберкулезом, сидела рядом с водителем. Это была ее привилегия. в один раз грузовик опрокинулся, мать выпала из кабины на полном ходу, но успела поджать ноги.
Может, именно поэтому, осталась жива. Поздно ночью ее привесерди к себе, она была вся в грязи, манто накрылось студеный коркой…
Не помню совершенно верно, в то время, когда это было, но меня забрали с собой. По всей видимости, не с кем было покинуть. Приехали в какой-то продуваемый всеми ветрами неотапливаемый клуб.
Поставили декорации: На протяжении театральной постановки отключился свет. Было нужно играться при свечках, поскольку зрители в зале сидят. Я по большому счету не осознаю, отчего люди в театр ходили, тем более в сёлах. А ведь показывали не что-нибудь, а "влюблённость и Коварство" Шиллера, мать игралась леди Мильфорд. Иногда спектакль затягивался за полночь.
Внезапно вижу: снимают уже задник, дабы грузить, а артисты на арене играют …
Зимний период прохладно, позжеу что не топили, а летом на юге жара градусов под сорок. В Майкопе был небольшой летний театрик над рекой, с зелеными крашеными скамейками: А наоборот — помещение хохота с кривыми зеркалами. Я хорошо не забываю данный парк.
В центре — кремль из фанеры, а внизу река. Около фанерного кремля — цветы калы. А направо летний театрик.
Маму затягивали в корсет в эти сорок градусов жары. А жара в Майкопе держится до десяти-одиннадцати вечера. Внизу в реке лягушки кричат, а тут на арене "влюблённость и Коварство" (либо "Кремлевские куранты" Повременина).
И люди играются с таковой самоотдачей! В белых париках, с наклеенными ресничками, дышать нечем, весьма неполный зал — что-то невообразимое. Были еще какие-то пьесы, но мне отчего-то запомнился этот. И мать: у которой легких практически нет: Она где-то лет в двадцать семь постановила оказать помощь собственному театру распространять билеты.
Артистам казалось, что люди не идут, позжеу что кассиры (занятно, что те из них, кто распространял билеты по районным клубам, назывались "борзыми") немого трудятся. Вот она в эту жару набегается как "борзая", придет, ведро прохладной воды на себя выльет — и опять в театр. И сначала воспаление легких, позднее еще воспаление легких, а позднее и туберкулез. А лежать запрещено, необходимо трудиться, и заболевание запустили. В городе много было туберкулезников — по окончании войны эта заболевание свирепствовала кругом.
И вот, мою маму, с четырьмя кавернами в легких, затягивали в корсет: (Я бы не стала этого делать, позжеу что не имела возможность играться, в то время, когда нечем дышать и болят ребра.) Какая же это артистская самоотверженность — в жару, в корсете, в парике, с наклеенными ресничками терзать себе душу в течении двух-трех часов, а позднее за кулисами кашлять кровью.
Бабка погибла, а она в данный сутки игралась Сюзанну из "Женитьбы Фигаро": не было возможности отменить спектакль. В то время, когда мать погибла, я также игралась…
Еще со времен оперетты я не забываю мамину и папину подружку, тетю Душу. Она шила невообразимые костюмы. Красила какие-то шелка, и получались ослепительные и красивые цвета. В то время, когда меня принимали в пионеры, тетя Душа шила для театральной постановки "Баядерка". И вот из материала для костюма жрицы огня (цвета красном крови) она вырезала мне таковой огромны галстук, что, в то время, когда мне его повязали на шею, он был у меня до колен.
Мне было страшно неуклюже: у всех галстуки как галстуки, а мне тетя Душа, от собственной широкой души, отхватила таковой, что обрелся один финал между лопаток, а второй до колена. И все выясняли платье Баядерки.
А по большому счету, вещи мне шила мать. В то время, когда меня снаряжали в Москву в университет, мать сшила мне все, что лишь имела возможность. Единственно, что приобрели на толкучке, — это манто. Ужасное манто. Оно меня унижало, позжеу что было такое немодное!!! Так было стыдно среди однокурсниц.
Имеется еще одно воспоминание о Москве, намного более раннее. Отец обучался в ГИТИСе на курсе у Горчакова (у него сейчас ничего ярче, чем Горчаков и ГИТИС легко нет). Позднее, уже по прошествии многих лет, его сориентировали ко мне в Москву на направления увеличения квалификации. Повращался он тут среди молодых режиссеров, окунулся в столичную воздух и возвратился в Майкоп эким франтом в потрясающей зеленой фетровой шляпе.
Из всех столичных подарков я оптимальнее не забываю ботиночки. Тогда ни у кого не было зимний период ботиночек, ходили в ботах. А у нас с мамой сейчас были — такие красивые, отороченные мехом.
Мы еще таких не видели. А позднее все то немножкое, что он приобрел на собственную столичную стипендию, похитили. Обчистили отечественный дом. какое количество с того времени воды утекло, сколько всего я потеряла!
Но память — это такая немыслимая вещь. Я сейчас иногда припоминаю и думаю: "Как ботиночки жалко".
Лия Ахеджакова к дню памяти Бориса Немцова
Увлекательные записи:
Подобранные как раз для Вас, статьи:
-
Биография Василий Меркурьев Отношения моих своих родителей — Ирины Всеволодовны Мейерхольд и Василия Васильевича Меркурьева — были неповторимы. Это была до последних лет юношеская влюбленность. Они…
-
Дата рождения: 10 июня, 1944 Место рождения: Москва, СССР (Российская Федерация) Домашнее положение: Ирина Смирнитская (развод) двое детей, Елена Смирнитская (развод), Лидия Рябцева, Людмила Пашкова (развод)…
-
Биография Анна Самохина Отец нас не бил, до этого, слава Всевышнему, не доходило, но с похмелья его одолевало дикое озлобление, и он принимался взращивать нас с сестрой: контролировать ежедневники,…
-
Биография Алексей Грибов Ветшайший гриб в лесу дремучем МХАТа, Качалов, близясь к дням заката, Со старостью мирится, потому что В семействе грибов растет Алеша Грибов . ПОРТРЕТ с таковой надписью…
-
Биография Мэттью Бродерик Мэттью Бродерик был рожден 21 марта 1962 года в Нью-Йорке в артистской семье иудейских беженецов. О собственном национальном наследии Бродерик отзывается так: Да, я иудей,…
