Биография Иосико Окада

Источник информации: издание "ЛЮДИ", декабрь 1998.

История Сугимото и Окады начиналась как рождественская сказка. ®ный театральный режиссер, переводчик русском литературы, пребывавший в Компартии Японии, свято верил в идеи великого Сталина. За эти взоры в Японии его два раза арестовывали. Во второй половине 30-ых годов XX века он уговорил самую прекрасную женщину Японии, звезду немого кино Иосико Окаду спешить совместно в СССР.

В том месте, в далекой Москве, трудился великий режиссер театра Мейерхольд, и лишь у него стоило обучаться дальше.

Сразу же по окончании Нового года, 3 января, они вдвоем с разрешения японских правительства прибыли на Сахалин, на совдеповско-японскую границу. Сугимото и Окада привесерди детям пограничников подарки, давали слово устроить представление. Японские пограничники не могли доверитсяь собственному счастью — звезда кино пожаловала к ним сама а также желает поглядеть на границу. Гостям выделили сани с горячей подстилкой, и они помчались по нетронутому снегу.

Отъехав подальше от контрольного пункта, Сугимото и Окада внезапно соскочили в сугроб и побежали в сторону СССР.

…На далекой пограничной заставе Зандас (о. Сахалин) глава отделения Григорий Сизенко первым сказал о нарушителях Национальной границы СССР: "З января 1938 года. Два человека перешли Госграницу. Получил приказание лейтенанта забрать с собой подкрепление и задержать нарушителей. Подойдя к башне, я услыхал свисток и, дойдя до второго визирного столба, расердичил голоса нарушителей, каковые между собой переговаривались и подавали свистки.

Я крикнул: "Находись, руки вверх!" Нарушители подчинились. Японец держал в руках сапоги, а сам стоял на снегу в носках. При окрике сапоги кинул: "Мы политические.

Идем к вам", — растолковал он.

По окончании обыска конвоир доставил нарушителей на заставу. Вряд ли Сизенко когда-нибудь слышал об обычаях далекой Японии — в то время, когда переступаешь порог новой отчизны, обязательно необходимо снять обувь.

На погранпункте Окаде и Сугимото выделили помещение с печкой, поставили на довольствие и стали ждать распоряжений из Александровска. Через два дня их конвоировали в город и в том месте уже поместили в различные камеры. Начались допросы.

Первым на допрос позвали Сугимото. Он сразу же согласился, что грезит о встрече с Мейерхольдом. А НКВД в тот момент именно фабриковал "дело" на неудобного режиссера Мейерхольда. Но не хватало определенных фактов, каковые возможно было предъявить в суде. И вот оно, желанное подтверждение!

Сотрудники НКВД рьяно взялись за дело. Через пара дней из Сугимото "выбивают" показания, что он "шпион, отправленный в СССР японским Генштабом. Цель переброски — связаться со шпионом Мейерхольдом, в далеком прошлом завербованным японцами, дабы совместно проводить "диверсионные операции".

Через полтора месяца Окаду и Сугимото, сломленного, в раскоканных очках, из Хабаровска спецконвоем отправили в Москву. Они так и не выяснили, что едут в соседних вагонах поезда Т N97 и больше не заметят друг друга.

Тайное сообщение из Хабаровска о японских перебежчиках было направлено помощнику наркома внутренних дел Фриновскому. Следователи продолжительными часами допрашивали Окаду, били Сугимото. А спустя несколько месяцев, с приходом Лаврентия Берии, их самих и Фриновского расстреляли как соперников народа.

На первых допросах Окада не осознавала, чего от нее желают, сказала правду. Ей казалось, что переводчик-кореец неправильно истолковывает многие слова. И на упорный вопрос следователя: "С какой целью вы перешли границу?" — она снова и снова повторяла: "Ўупруг — коммунист, переводил русского литературу.

на данный момент, с приходом в Японии к власти реакционных сил, муж опасался репрессий и постановил перейти на сторону СССР. Ўовместно с ним перешла и я".

Ответ не устраивал следователя, и он опять допытывался: "Что вас принудило спешить с Сугимото в СССР?" — "С одной стороны, влюбленность к Риокичи, с другой — трансформации в театральном мастерстве Японии, каковые мне не нравились. Со слов супруга я знала, что в Советском Альянсе театральное мастерство весьма ценят, оно отражает действительность. А я весьма хотела играть на арене СССР".

Следователи никак не могли забрать в толк: для чего таковой известной, преуспевающей артистке, ни слова не осознававшей по-российски, спешить в другую страну?

Скоро тон допросов изменился. Переводчики уже были отменные, и Окада не сомневалась в их компетентности. Внезапно в деле Окады появляется "чистосердечное" признание: выясняется, они совместно с супругом были засланы японской разведкой для исполнения спецзадания.

А в деле ©537 (дело Мейерхольда), которое фабриковали несколько год и в котором не хватало только свидетельских показаний о приличности режиссера к шпионской участникности, показалась решающая страница — подтверждение о сотрудничестве с японцами.

Перед самым расстрелом Мейерхольд отправил жалобу на имя Молотова: "…Меня тут били, больного шестидесятипятилетнего старика: клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и пояснице, в то время, когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам (сверху, с большой силой), по местам от колен до верхних частей ног, В следующие дни, в то время, когда эти же места ног были залиты обильным внутренним кровоисердиянием, то по этим красно-светло синий-желтым кровоподтекам снова били жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные места ног лили крутой кипяток (я кричал и рыдал от боли). Меня били по пояснице резиной, руками били по лицу, махая с высоты…"

Одвременно с этим Иосико придумывала следователю: "…У меня сейчас весьма нехорошое здоровье. Я уже пять дней ничего не ем. Прошу вас распорядиться, дабы врач просочинял мне белый хлеб…

Я весьма обременяю вас просьбами, мне стыдно…

Дайте мне, прошу вас, словарь и книгу".

О словаре, кстати, артистка просила с самого начала нахождения на Лубянке: "Я весьма желаю получить российско-японский словарь. В случае если это возможно, то вышлите мне что-нибудь из книг русских сочинителей, переведенных на японский, — Толстого, Горького. В случае если у вас нет лишнего экземпляра словаря, то дайте мне на выходной сутки какой-нибудь, может из помещения переводчиков. Мне весьма хочется обучаться русскому языку, хотя бы час в неделю…

Я опасаюсь, что моя голова отупеет. Не разрешите мне обратиться в свинью.

Прошу вас — сообщите мне, как здоровье Риокичи. Простите, что я пара раз прошу Об одном и том же".

Во многих записках Окада просила перевести ей и деньги, каковые у нее были при переходе границы. 5 мая 1939 года она уже молила: "У меня весьма плохо со здоровьем… Переведите мне, прошу вас, денег.

Так как я нездоровая, прошу перевести мне их поскорее". На данной записке была наложена резолюция руководства: "Сейчас же позвать ее и передать ей денег".

Но, по всей видимости, дел было у следователей невпроворот, и о просьбе забыли. 20 мая того же года Окада опять умоляет: "За время пятнадцатимесячной жизни в колонии я ощущаю полное исхудющение, мое здоровье в весьма нехорошом состоянии. Я желаю белого хлеба. Смогу ли я получить это? В случае если возможно, то я просила бы по поводу выплаты денег (японских), каковые я имела.

Запрещено ли их обменять? При нельзясти обмена японских купюр запрещено ли дать мне денег вместо часов, каковые я имела… Я хотела бы обучаться, но, как мне сообщили, словарь дать запрещено.

Запрещено ли два-три раза в месяц вызывать меня и давать на час словарь? Я искренне желаю как возможно скорее стать гражданкой хорошего СССР. Поверьте мне, что другого жажды у меня нет".

20 августа 1939 года произошло приготовительное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР. Дело слушалось в прикрытом судебном заседании без уличников защиты и обвинения, без вызова свидетелей. Председательствовал в суде армвоенюрист Ульрих. Тот самый, что вынес временный вердикт Сугимото, а позднее Мейерхольду. Кроме того среди собственных Ульрих пвысокил палачом.

Его наружность совершенно верно соответствовала его деяниям: тоненькие губы, белесые глаза, коротко стриженные, как у Гитлера, усики. Практически все дела, попадавшие к нему, заканчивались расстрелами. По окончании войны Ульриху присвоили звание генерала юстиции, погиб он от старости и был с почестями похоронен на Новодевичьем кладбище.

В последних числах Сентября Иосико Окаду вердиктили "…подвергнуть лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях на десять лет без конфискации имущества за неимением такового".

В том же помещении несколькими часами раньше вынесли временный вердикт Риокичи Сугимото. Окада так ни при каких обстоятельствах и не выяснила, что в тот сутки они были совсем рядом.

…Петра Буинцева посадили за пререкания с начальником — верным и проверенным партийцем. Петр Никитович не смолчал, в то время, когда тот в очередной раз обидел его, и в двадцать три года был на Лубянке. Как соперник народа.

В первом лагере — Котласе — он попал к криминальникам, они его избивали. Помог эпизод. Бригадир криминальников как-то поинтересовался у Буинцева: "Слушай, паря. Романы тискать можешь?"

С того времени Петр, начитанный, с хорошей памятью, в любую 60 секунд должен был повествовать увлекательные истории. Пересказывал Конан-Дойля, Майн Рида, Жюля Верна, Вальтера Скотта а также Вольтера, "Философские письма". Да, да, и Шиллера, и Гете, но… особенным языком. Все приходилось растолковывать блатным языком.

По иному они не осознали бы. А выжить весьма желалось, позжеу и матерщинником стал. В зоне без этого запрещено. Вторая жизнь, второй язык.

В 39-м Буинцева перевели в Вятлаг. В том месте он и встретился с Иосико.

Эту встречу Буинцев сейчас не забывает в небольших подробностях:

— Прибыл этап с женщинами. Все, само собой разумеется, бросились к проволочному ограждению. Я перелез первым и заметил японку. Ее отвели в каптерку, переодели в ватник, на котором сберегись пятна крови убитого боеца, дыры от пуль, выдали уродецливую шапку. Я смотрел на нее и сказал пацаным: "Смотрите, жемчужина в навоз попала!" Она словно бы вся светилась.

Кроме того лагерная одежда не имела возможности утаить ее красоту.

Јстановили ее в мою бригаду — лес рприкончить и сучья жечь. С рубкой у нее, само собой разумеется, ничего не получалось. Я делал это за нее. По-российски она самую малость осознавала, но сказать не имела возможности.

Знала, истина, одно слово "штидно", что означало "стыдно".

Да мне самому было стыдно за все проходящее. Так как данный кошмар проходил в моей стране. А чего стыдилась Иосико?!

На Лубянке она, само собой разумеется, большое осознала, и закалка у нее чувствовалась крепкая.

В этом гнилом, болотистом аду Петр Буинцев в первый раз почувствовал себя весёлым. Он влюбился.

— Окада нечасто припоминала Японию. Одно только, о чем она повествовала пара раз, так это об немыслимом восходе солнца, а тут, в лагере, за высоким забором и деревьями она не имела возможности заметить восходящего солнца.

Тогда Петр постановился на отчаянный поступок. Он растолковал Окаде, что поздно ночью ожидает ее у входа в лазарет. Лишь необходимо быть весьма осмотрительной, предотвратил он. Все прошло на нечастость гладко: их не подметили, и они прохватались на чердак.

Около часа сидели в полной сумрачноте, затаив дыхание, и вот бледный восход солнца высветил вершины елей. Окада не имела возможности оторвать глаз. Сейчас они забыли о лагере, о бесчисленных автоматчиках на башнях.

— Был еще один радостный сутки в лагерной судьбе Иосико. По всей видимости, что-то человеческое осталось в лагерном руководстве, и оно неожиданно возвратило ей кимоно, отнянное при поступлении в лагерь.

Иногда на самодельной арене, перевоплощённой из столовой, она выструхнула с танцами. На арене Иосико преображалась. Предположительно, забывала о том, где обнаруживается и кто ее окружает.

Перед самым Новым годом, в то время, когда мы возвращались с работы, Окада подлетела ко мне и сунула какой-то сверток, сказав одно слово: "Презент". Первое, о чем я поразмыслил: "Возможно, еда". В то время, когда развозвратил серую тряпицу, то заметил миниатюрное карликовое деревце. И сходу припомнил рассказ Иосико: какое количество труда, сносиния необходимо приложить, дабы его сделать, вернее подрастить.

Проволочками осмотрительно обматывают ветки, малыми палками закрепляют ствол.

Больше я ни при каких обстоятельствах не видел ее. Ночью партию арестантов отправили в второй лагерь. Меня же через много лет этапировали в Карлаг, где было много пленных японцев.

В то время, когда я поздоровался с ними по-японски и назвал имя Иосико Окады в надежде что-то определить о ней, слобучалось невообразимое. Все японцы бросились ко мне, окружили, без финиша повторяя: "Поведай про Иосико Окаду! Звезда Иосико!"

Если бы я лишь имел возможность знать, что она выжила, переехала в Москву!

По окончании освобождения из лагеря Иосико сориентировали в Москву, в Радиокомитет. В то время в японской редакции практически отсутствовали хорошие спецы. Перед войной многие, кто знал язык, были "японскими шпионами": доктор наук Невский погиб в застенках Лубянки, и Национальную премию ему присудили посмертно; академик Конрад также провел в тюрьме много лет.

Окада подружилась с завредакцией вещания на Японию Липманом Левиным. И лишь ему рассказала о допросах на Лубянке. Левин припоминает:

— Ее первым переводчиком был кореец, плохо знавший российский язык. Окада как-то припомнила: "По всей видимости, что-то в моем ответе либо неверном переводе не пришлось по нраву следователю, он подскочил ко мне и с размаху ударил по лицу". Я задал вопрос ее: "Вы зарыдали?" — "Нет, для чего?

Может, неверно осознал меня".

Затем случая ей пара дней не позволяли спать, допрашивали через всякие три часа. Еле живая от голода и утомилосьсти, она подсочиняла все бумаги. Она сказала так: "Пытки совести были позднее страшнее всего на свете. Два года в лагере в Сибири я мечтала об одном — скончаться. Сразу после суда мне сказали, что Сугимото захворал воспалением легких и погиб.

Но я не поверила".

Спустя два года, не в силах сдерживать в себе эту муку, 27 января 1940 года она отправила послание Сталину на японском языке. Его подшили в пухлое дело. Сталин так как по-японски не просматривал.

Окада трудилась диктором. Образный язык артистки удивлял слушателей, они стабильно ей придумывали.

В первой половине 50-ых годов двадцатого века из Хабаровска в Радиокомитет перевели двух бывших военнопленных японцев — Акиру Сейто (он стал оптимальным втором Окады) и Синторо Токигучи. За него Иосико скоро вышла засупруг.

Казалось бы, нафинал-то в жизни все устроилось. Но мечта о театре, не обращая внимания на лагеря, унижения, так и не прекратила быть мечтой.

И Окада поступила в ГИТИС на режиссерское отделение — в пятьдесят три года.

Театральная карьера Окады началась в Театре им. Маяковского. Тамара Лукина, бывший литературный посильник Николая Охлопкова, припоминает: "В первый раз Охлопков привел ее в театр в конце 50-х.

Прекрасная, низкая. Он тогда сообщил: "Продемонстрируй ей театр, опекай ее, она отечественный будущий режиссер". Окада ни при каких обстоятельствах не сказала, что десять лет провела в лагерях, и мы кроме того допустить не могли такое. Ни при каких обстоятельствах не теряла самоимения, ни при каких обстоятельствах не была хмурой. Ее весьма обожали. Она поставила спектакль "Похищенная судьба" по пьесе японского драматурга Каори Моримото.

Постановка стала сенсацией".

В первой половине 70-ых годов двадцатого века Иосико полетела на отчизну. Билет ей отправил глава администрации Токио господин Минобе. На следующее утро все японские газеты вышли с сенсационными сообщениями о возвращении великой кинозвезды Иосико Окады.

С того времени она пара раз посещала Японию, поставила в том месте пара пьес, снялась в эпизодических ролях, но все-таки не осталась на отчизне. Отчего?

Ее приятель Акира Сейто ответил так:

— Возвратившись оттуда в последний раз, она согласилась: "До тех пор пока ты полон сил, энергии и можешь трудиться, в Японии весьма хорошо. В то время, когда же ты не сможешь больше трудиться либо захвораешь, то в том месте будет весьма прохладно. Я не могу себе дать жить за чей-то счет".

Артистка Театра им. Маяковского Нина Тер-Осипян много лет дружила с Окадой:

— В возрасте восьмидесяти девяти пет Окада совместно с одним газетчиком полетела в Сочи. За чемь дней до отъезда она позвонила мне и радостно сказала: "Я не так долго осталось ждать полечу в Сочи. Мне звонил директор музея Николая Островского и заявил, что какой-то японец подарил им книгу "Как закалялась сталь" на японском языке.

Перевод книги делал Сугимото! Они желают знать, кто он таковой, что с ним стало. Я обязана лететь!"

Я пробовала отговорить ее — ощущала Окада себя несущественно. Но долгий путь ее не исстрашил. Она возвратилась через три дня — воодушевленная и помолодевшая: "Знаешь, как меня встречали?

Были весьма признательны за мой рассказ. А ты меня отговаривала!"

Всю собственную жизнь по окончании лагерей Окада придумывала во все инстанции в надежде что-то определить о Риокичи Сугимото. В 59-м в исполнительный комитет района, где она жила, поступила справка из Верховного суда СССР от 21 октября 1959 года за ©2575/59. В ней говорилось: "Дело по обвинению Риокичи Сугимото, арестованного 3 января 1939 года, переглядено Военной коллегией Верховного суда СССР 15 октября 1959 года. Вердикт Военной коллегии от 27 сентября 1939 года в отношении Риокичи Сугимото по опять открывшимся событиям отменен, и дело прекращено за отсутствием состава правонарушения.

Риокичи Сугимото реабилитирован посмертно.

Член Верховного суда СССР — Б. Цырлянский".

Тогда об этом никто не сказал Окаде. Только спустя два десятилетия в скромную столичную квартиру пришел посильник прокурора Москвы Валентин Рябов. Он лично разыскал Окаду и поведал ей о ужасной смерти Сугимото.

Но она в далеком прошлом рассчитывала подобное…

…В конце 90-х известный японский драматург Сейто Рен насочинял пьесу-монолог "светло синий птица", повествующую о жизни артистки Иосико Окады. Роль Окады должна была выполнять красотка Огава Маюми. Сейто и Огава специально прилетели в Москву, дабы продемонстрировать сстоимостьрий Окаде и получить ее одобрение.

Она в то время отыскивалась в поликлинике.

— Я пришел к ней на следующее утро по окончании визита японских сотрудников и не определил ее, — припоминает Акира Сейто. — Лицо осунулось, глаза утомившиеся, припухшие. Рядом лежал сстоимостьрий, целый в пометках алым карандашом. Окада продолжительно лежала без звучно, а позднее сказала одну-единственую фразу: "Я ни при каких обстоятельствах не разбирала собственную жизнь как цепь амурных похождений". Больше мы об этом не говорили. К раскаянию, я слышал, что спектакле в Японии поставили не учитывая подмечаний Окады.

Думаю, она об этом определила.

По окончании смерти Окады приятели нашли ее ежедневники. На одной из страниц написано: "Период Лубянки". Лишь заглавие, и ни одной строки.

Период в Сибири также отсутствует. Может, Окада намеренно покинула "белое пятно" в собственной биографии?

Судья Новиков ссорит судей Верховного Суда

Занимательные записи:

• Георгий Жженов
• Алексей Шевченков
• Анна Ковальчук
• Илья Шакунов
• Ава Гарднер
• Александра Захарова
• Михаил Жигалов

Подобранные как раз для Вас, статьи:

• Kэмерон Диаз

  Cameron Diaz Дата рождения: 30 августа, 1972 Место рождения: Сан-Диего, Калифорния, США Рост: 1.74 м Биография Kэмерон Диаз Kэмерон Диаз Появилась 30 августа 1972 в Калифорнии, США. Родители…

• Ава Гарднер

  Биография Ава Гарднер В то время извинитутки обожали именовать себя именами кинозвезд. Какой-то нетрезвый америкосский морячок, клюнув на громкие призывы, поднялся в номер. 60 секунд спустя он пулей…

• Дарья Повереннова

  Биография Дарья Повереннова Дарья Повереннова появилась 15 июня 1972 года в Москве. Отец Даши, Владимир Ефимович Повереннов — переводчик, трудился в издательстве «Прогресс», а мать — Татьяна…

• Джоди Фостер

  Биография Джоди Фостер 31 марта 1981 года создатель письма, направленного Джоди Фостер, какой-то Джон Хинкли, реально совершил покушение на америкосского президента. К счастью, Рональд Рейган не…

• Элизабет Херли

  Биография Элизабет Херли Элизабет Херли появилась 10 июня 1965 года в Гэмпшире, Англия. Родители Элизабет были весьма необыкновенной парой. Рой Херли, высокопрофессиональный армейский и…